Мой отец обдумал это и сказал:

– Нет. Тамошние священники слишком привыкли к удобствам – они такие гладкие, как евнухи. Попробуй заставить разжиревшего на домашней сметане кота ловить мышей. Я думаю, нам следует поискать среди крестоносцев – там найдется немало капелланов, людей суровых и привыкших к тяготам жизни. Давай отправимся в San Zuane de Acre [95] , где крестоносцы в настоящее время стоят лагерем. Доро, не найдется ли в ближайшее время корабля, отплывающего на Восток, который сможет доставить нас в Акру?

Служащий отвернулся, чтобы проверить записи, а я ушел из пакгауза и отправился к Дорис – рассказать девушке о своем новом назначении и попрощаться с ней и с Венецией.

Прошло почти четверть века, прежде чем я снова увидел их обеих. Многое изменилось и постарело за это время, в том числе и я сам. Но Венеция всегда останется Венецией, и, как ни странно, Дорис тоже осталась той самой Дорис, которую я покинул. Помните, что девушка говорила: она, мол, будет верно меня ждать и никого больше не полюбит, пока я не вернусь. Возможно, эта клятва и помогла совершиться чуду: ведь даже спустя столько лет Дорис оставалась такой же молодой, милой и трепетной, такой же, как во времена моей юности, и я узнал ее с первого взгляда и был совершенно очарован.

Удивлены? Ну да ладно, не будем забегать вперед, эту историю я расскажу вам в свое время.

Часть вторая

Левант

Путешественник - i_006.jpg

Глава 1

Прекрасным венецианским vespro [96] , когда все вокруг было расцвечено голубизной и золотом, мы, будучи единственными пассажирами на огромной грузовой трехмачтовой галере «Doge Anafesto» [97] , отбыли из бухты Маламоко, что на острове Лидо. Судно везло оружие и припасы для крестоносцев. Предполагалось, что после того, как корабль разгрузится и высадит нас в Акре, он отправится в Александрию за грузом зерна, который доставит обратно в Венецию. Когда корабль вышел из бухты в Адриатическое море, гребцы сложили весла, а матросы поднялись на обе мачты, чтобы развернуть изящные паруса. Полотнища захлопали, затрепетали на ветру, а затем взлетели, наполненные дневным бризом, такие же белые и колышущиеся, как облака над ними.

– Какой великий день! – воскликнул я. – До чего же у нас превосходный корабль!

Однако отец, не склонный к восторженности, ответил одной из своих поговорок:

– Не хвали день, пока не закончится ночь, не радуйся ночлегу, пока не проснешься утром.

Но и на следующее утро, и в дни, последовавшие за ним, он не мог отрицать, что я оказался прав: корабль наш был так же удобен для проживания, как и гостиница на суше. В прежние годы судно, отправившееся в Святую землю, было бы битком набито христианскими паломниками из всех европейских стран, вповалку спавшими бы на палубе и в трюме, как сардины в бочке. Однако к тому времени, о котором я рассказываю, порт San Zuane de Acre стал последним и единственным портом в Святой земле, пока не захваченным сарацинами, потому-то все христиане, кроме крестоносцев, оставались дома.

У нас была на троих одна каюта, прямо под капитанской, располагавшейся на корме. Корабельный камбуз снабжался мясом домашнего скота и птицы из специального загона, так что нам и морякам не пришлось питаться солониной. У кока также имелись разнообразные крупы, оливковое масло и лук. Прекрасное корсиканское вино хранили во влажном, прохладном песке, которым в качестве балласта было заполнено дно трюма. Единственное, чего мы были лишены, так это свежеиспеченного хлеба, вместо этого нам приходилось довольствоваться черствыми бисквитами agiada, которые невозможно было ни надкусить, ни прожевать, их можно было лишь сосать; но это оказалось единственное неудобство, на которое мы могли пожаловаться. На борту судна имелись medegoto, чтобы лечить всевозможные хвори и раны, и капеллан, чтобы исповедовать путешественников и проводить службы. В первое же воскресенье он читал нам проповедь из Екклесиаста: «Мудрый человек да отправится в незнакомые страны, где добро и зло испытает он во всех его проявлениях».

– Расскажи мне, пожалуйста, о тех незнакомых странах, – попросил я своего отца после окончания службы; у нас с ним не было времени поговорить по душам в Венеции. Его ответ, однако, больше сказал мне о нем самом, чем о далеких землях, скрытых за горизонтом.

– Ах, они полны возможностей для честолюбивого купца! – с восторгом произнес отец, потирая руки. – Шелка, драгоценности, специи – даже самый неискусный торговец сможет извлечь из таких товаров прибыль, а что уж говорить об умном человеке! Да, Марко, если ты будешь держать глаза открытыми и не растеряешься, ты, возможно, уже в Леванте поймаешь за хвост удачу. Ибо все тамошние земли предоставляют купцам большие возможности.

– Не сомневаюсь, – сказал я послушно. – Однако я мог бы изучить коммерцию и без того, чтобы покидать Венецию. Меня вообще-то привлекают… ну, приключения.

– Приключения? Но почему, сынок? Разве от них больше радости, чем от выгодных коммерческих сделок, которые упустили другие? Так в чем же их преимущества? И разве из приключений можно извлечь прибыль?

– Безусловно, прибыль очень важна, – не стал я спорить с отцом. – Но как же волнения и переживания? Экзотика дальних стран, встречи с необычными людьми. Наверняка в твоих путешествиях этого тоже было много.

– О да. Экзотика. – Он задумчиво почесал свою бороду. – Пожалуй. Вот, помнится, на пути в Венецию через Каппадокию мы действительно столкнулись с экзотикой. В тех землях растет удивительный мак, он похож на наш обычный красный полевой мак, однако имеет серебристо-голубоватый цвет. Из молочка, содержащегося в его головках, можно изготовить очень действенное снотворное средство. Я рассудил, что это лекарственное растение заинтересует венецианских врачей, и предвидел хорошую прибыль для нашего торгового дома. А потому хотел отыскать и собрать этот мак, намереваясь посадить его на нашей

плантации крокусов. Ну вот, это и была самая настоящая экзотика, no xe vero? И великолепная коммерческая возможность. К сожалению, в Каппадокии в то время шла война. Все маковые поля были уничтожены, чернь разбежалась, и, увы, не удалось найти никого, кто смог бы снабдить меня семенами. Mi dispiace [98] , возможность потеряна.

Я сказал с некоторым недоумением:

– Вокруг бушевала война, а ты заинтересовался лишь семенами мака?

– Ах, война ужасная штука. Она мешает торговле.

– Но, отец, неужели ты не увидел в этом возможность приключений?

– Ты помешался на приключениях, – заметил он ехидно. – Приключения – это всего лишь неудобства и волнения, о которых потом вспоминают. Поверь мне, опытный путешественник составляет свои планы так, чтобы не попасть ни в какое приключение. Самая удачная поездка – это скучная поездка.

– О! – только и сказал я. – А я представлял себе все иначе – ну, там, преодоление невзгод… раскрытие тайн… происки врагов… спасение прекрасных дев…

– И это говорит bravo! – зарокотал дядя Маттео, который как раз присоединился к нам. – Надеюсь, ты развеешь его заблуждения на этот счет, Нико?

– Я пытаюсь, – сказал отец. – Приключения, Марко, не прибавят тебе ни багатина в кошельке.

– Но неужели кошелек – это единственное, что человек должен наполнять? – воскликнул я. – Не должен ли он кроме денег найти в жизни еще что-нибудь? А как же извечная тяга к чудесам и путешествиям?

– Невозможно найти чудеса, если специально их разыскивать, – проворчал дядя. – Это как истинная любовь или счастье, которые и сами по себе являются чудом. Ты же не можешь сказать: я пойду и найду приключение. Самое лучшее, что ты способен сделать, – это отправиться туда, где подобное может произойти.

вернуться

95

В Святую землю, в Акру (ит.).

вернуться

96

Вечер (ит.).

вернуться

97

Дож Анафесто (ит.).

вернуться

98

К сожалению (ит.).